Кризис нашего мира (swamp_lynx) wrote,
Кризис нашего мира
swamp_lynx

Categories:

О повести «Трудно быть богом»

"Повесть «Трудно быть богом» важна потому, что она наглядно иллюстрирует главную ошибку советского человекостроения. Ошибку, последствия которой мы расхлёбываем по сей день.
…Коротко напомним мир и сюжет книги. Могучее коммунистическое (всё-таки книга написана в 1964-м) человечество, «Мир Полудня» — победило голод, болезни, кастовую систему, неграмотность и вырвалось в дальний космос. Там, в космосе, оно встретило своего близнеца. Тоже человечество. Только сильно младше – нищее, отсталое, необразованное, больное и задыхающееся в антисанитарном средневековье. То есть – такое же, каким было и наше человечество незадолго до «Мира Полудня»." Виктор Мараховский.

Виктор Мараховский - Каста благородных донов

"В момент, когда начинается действие, со дня открытия прошли десятилетия. Отсталое человечество по-прежнему задыхается в антисанитарном тёмном средневековье. Теперь, правда, на планете действуют 250 земных супершпионов под прикрытием (у них есть секретное кунфу, секретная броня, синтезаторы денег и таблетки от похмелья). Но им запрещено подхлёстывать местную историю. Они не делятся с аборигенами знаниями. Они также не делятся с ними этическими учениями. Они — спасают от преследований и эвакуируют в безопасные места местную интеллигенцию. Как творческую, так и техническую. (Кстати, почему и за что интеллигенцию преследуют — авторы сами объяснить не смогли. Просто она гонима обывателями в серых боевых ватниках, и всё тут.)

Почему положительные земляне спасают только интеллигенцию? Вопрос интересный. Но главный положительный герой – земной разведчик, глазами которого мы смотрим на этот мир, — даёт на него достаточно простой ответ: остальные аборигены для него просто не люди.

Казалось бы, фигня какая-то. Он же вроде как из коммунистического завтра, а не из фашистского? Да, действительно фигня. Но тем не менее — мы читаем у гуманистов А. и Б. Стругацких: «Двести тысяч человек! Было в них что-то общее для пришельца с Земли. Наверное, то, что все они почти без исключений были ещё не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека».

Положительный землянин дон Румата вообще очень ярко и много рассуждает о местном человечестве и о себе посреди него. Послушаем: «Протоплазма. Просто жрущая и размножающаяся протоплазма». «Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог». «Полно, люди ли это?» «Это безнадежно. Можно дать им всё. Можно поселить их в самых современных домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения». «Остаётся одно: спасать тех немногих, кого можно успеть спасти. Ну еще десяток, ну еще два десятка… Но одна только мысль о том, что тысячи других, пусть менее талантливых, но тоже честных, по-настоящему благородных людей фатально обречены, вызывала в груди ледяной холод».

Опять вопрос: почему неинтеллигенты для дона Руматы не являются полноценными людьми?

Ответ: потому же, почему они не являются ими для авторов.

По ходу культовой повести у земного разведчика и аборигена-интеллигента происходит глубокий разговор. Из него мы узнаём формулу построения идеального общества, разделяемую обоими: «Сделай так, чтобы труд и знание стали единственным смыслом нашей жизни».

Вот тут-то, уважаемые читатели, и зарыта центральная собака. Если бы главным смыслом жизни в идеальном обществе А. и Б. Стругацкие (молодые советские фантасты на заре космической эры) назвали выживание, развитие и распространение человечества, — логика повести была бы другой.

Ибо если выживание, развитие и распространение человечества — главный смысл, то труд и знание всего лишь его инструменты. Понятно, что чем больше труда и знаний — тем лучше и дальше распространяется человечество. Но тех, кто этими инструментами не владеет, никто не именует недочеловеками и болванками. И если уж спасают — то вне зависимости от их способностей и оценок в табеле.

А если инструмент, то есть «труд и знание», назначается единственным смыслом жизни, то у нас немедленно появляется линейка для измерения черепов — ценных и не очень. Она не такая, как у средневековой аристократии королевства Арканар, и не такая, как у нацистов XX столетия, — но тоже вполне исправно отделяет элиту от быдла, а благородных донов от вонючих мужиков. И главный — положительный, на минуточку — герой повести Стругацких этой линейкой пользуется вовсю. Определяя, между прочим, кому жить и кому умереть, — хотя и ноет всю дорогу по поводу своей чрезмерно гуманистической земной морали, запрещающей ему убивать аборигенов лично.

…Ну так вот, к чему я это всё. То, что данная повесть прошла советскую цензуру — ещё не говорит об ошибке в советском человекостроении. Никто не идеален, и цензоры тоже.

Но вот то, что миллионы интеллигентных мальчиков этой повестью зачитались, и растащили на цитаты, и заинсталлировали в себя, — говорит об ошибке в советском человекостроении в полный голос.

Ибо это значит, что те мальчики воспринимали себя инопланетянами. Пришельцами из лучшего мира. Высшей кастой, незаслуженно погружённой в один социум с недочеловеками и быдлом. И советская идеологическая машина тупо не сумела это кастовое высокомерие вовремя распознать и нейтрализовать. Скорее всего — потому, что к тому времени высшие советские идеологи сами уже стали наследной кастой. Уже отдали внуков в спецшколы и спецвузы, стали затовариваться в спецмагазинах импортом и оторвались от низового арканара советских моногородов достаточно сильно.

Во что превратились те интеллигентные мальчики в перестройку — многие помнят. Не считай они себя Родине подкинутыми, не будь у них ощущения иного, лучшего мира, к которому они по праву своей интеллигентности, несомненно, принадлежат, — они вряд ли загнали бы этому миру свою Родину с такой восторженной готовностью. Но они считали, и ощущение у них было. И мы с вами для них были болванками.

Кстати. Сегодня проблема, проиллюстрированная повестью Стругацких, — по-прежнему крайне актуальна.

Ведь сейчас, двадцать пять лет спустя, каста благородных донов по-прежнему жива. И мы для обоих — по-прежнему чужие, не представляющие ценности, неродные, смутно угрожающие. Хамы из троллейбуса. Серые штурмовики, чья задача — истребить весь их творческий порыв.

И они с нами никакого перемирия не объявляли.

P.S. И кстати. Каста благородных донов по-прежнему очень любит цитировать Стругацких. В особенности — ту фразу, которая про нас с вами: «Там, где торжествует серость, к власти обязательно приходят чёрные».

Так вот. История дала нам возможность проверить эту фразу на вшивость. Яркая творческая интеллигенция восторжествовала над совковой серостью и прорвалась к высшей власти не во всех союзных республиках (особенно ей не обломилось в Белоруссии и Казахстане). Но народам республик особенно запомнятся четыре попытки.

* попытка кинорежиссёра Худоназарова в Таджикистане: результат — этнические чистки, гражданская война и деградация страны;

* попытка поэта Гамсахурдиа в Грузии: результат — этнические чистки, гражданская война и распад страны;

* попытка музыкально-литературного клуба Александра Матеевича в Молдавии (позже известного как Народный Фронт): результат — гражданская война и распад страны;

* попытка переводчика и диссидента Абульфаза Алиева (Эльчибея) в Азербайджане: результат — этнические чистки, война с Арменией, распад страны."


Дмитрий Конаныхин
"Четыре драгоценных часа моей жизни я потратил на "Трудно быть богом" Аркадия и Бориса Стругацких.
Я ещё буду думать, а пока несколько наблюдений по горячим следам:
1) имманентное благородство Прогрессоров;
2) равенство Прогрессоров между собой;
3) в чрезвычайных ситуациях допустимы чрезвычайные меры;
4) народ - это, безусловно, безликая, серая, тупая, животная, рабская масса;
5) церковь - тёмная, тупая масса, попы, фанатики;
6) в принципе, допустима психо-обработка сознания масс;
7) революции, возглавляемые народными вожаками, обречены;
8) интеллектуалы являются ферментом Прогресса, критики (со стороны), единственными (sic!) носителями культуры;
9) спецслужбы - протоплазма фашизма;
10) Прогрессоры (боги, богоравные) - являются гуманитариями...


Дмитрий Карпов - Быть богом или быть с Богом

Действие романа «Трудно быть богом» происходит в «мире Полудня» - коммунистическом будущем Земли, где решены все социальные проблемы земного общества. Однако есть и другие планеты, где местное человечество ещё не достигло подобной ступени развития. На одну из таких планет прибывают земляне - агенты Института экспериментальной истории. Их задача - внедриться в общество «аборигенов», чтобы наблюдать за развитием событий, и, по мере сил, помогать историческому прогрессу. Земляне прошли специальную подготовку, в их распоряжении – самая передовая техника, они обладают потенциалом, многократно превосходящим возможности технически отсталых представителей местного человечества. Но реализовать его в полной мере не могут – это означало бы лишить жителей планеты своей собственной истории. Могущественные, по местным меркам – почти боги, люди Полудня вынуждены жить по законам отсталого мира. В результате вопросы, казалось бы, давно разрешённые в человеческом обществе, для них снова становятся актуальными: что делать при встрече со злом? или даже не с активным злом, а с тупостью и бездуховностью? Какими должны быть моральные основания личных поступков? Допустимо ли насилие?

Стругацкие не дают прямых ответов. Они побуждают читателя думать. Человеку, обычно сторонящемуся подобных вопросов, так как они часто излагаются, как ему кажется, скучным или слишком сложным языком философии и богословия, может быть, и будет полезно прочитать «Трудно быть богом». Роман, ничего прямо не навязывая и не слишком напрягая, даст ему возможность ощутить ответственность, которую несёт каждый человек в своей собственной жизни, а может быть и разобраться с тем, что значит быть человеком для него самого.

Однако, хотя готовых ответов в романе нет, там есть подсказки – так проявляется авторская позиция, которую и осознанно, и невольно авторы передают читателю. И, стоит отметить, что позиция эта – нехристианская. При этом Евангелие Стругацкие, несомненно, читали, - порою они даже полемизируют с ним. Надо ли стремиться возлюбить ближнего, если этот ближний –закоренелый обыватель, лишенный какого-либо духовного измерения? Стоит ли прощать людям на том основании, что они не ведают что творят, когда ты знаешь, что они творят несомненное зло?

Стругацкие исповедуют веру не во Христа, а в способность человека самому стать лучше, - то, что называется гуманизмом. А гуманизм, лишенный христианской опоры, способен принимать довольно пугающие черты. Например, он позволяет выделять лучших людей, так сказать «людей в полной мере» и пренебрегать прочими. В «Трудно быть богом» это легко заметить: человечество далёкой планеты – ещё не полноценные люди, а «человеческие заготовки». Значение имеют лишь те, кто стремится к новому (ученые, книгочеи, люди искусства). Те, кто довольствуется тем, что имеет, авторов не интересует или даже вызывает презрение.

Особенно враждебно авторы настроены по отношению к религии и церкви. Народу в романе приписано множество абсурдных верований, а церковь выставлена самой реакционной и откровенно опасной силой. Конечно, в какой-то степени это объясняется временем написания произведения, однако в данном случае политические установки явно совпали с авторским взглядом. В «Трудно быть богом» Стругацкие рисуют яркую и злую пародию на Средневековье, и читатель, подпавший под очарование романа, поневоле начинает воспринимать этот отрезок истории соответствующим образом. То, что действие перемещено в вымышленный мир, не мешает нам применять авторские оценки к тому, что происходило в действительности. Поэтому очень сложно прочитать роман, и не получить в результате искаженного отношения к христианскому учению, истории и Церкви. Впрочем, кто предупреждён – тот вооружён.




Современный писатель-фантаст Александр Лазаревич
"Вся история СССР является историей борьбы советской цивилизации с культурами древних народов населявших территорию СССР (включая русский народ). История Советского народа - это история борьбы нового со старым, советского с русским, история диалектической борьбы противоположностей, происходившей не только на поле битвы, разделенной линией фронта, но и в голове каждого человека, где такой четкой разделяющей линии никогда не было. И это смешение объясняет главный парадокс советской истории - почему в истории народа, заявившего о своей приверженности гуманизму, и провозгласившего своим лозунгом "все во имя человека, все во благо человека", случилось столько всего антигуманного и дикого. Просто Старое так просто не исчезает, оно еще долго может мимикрировать под Новое, выступая от его имени. Вообще я считаю, что врагом СССР номер один всегда были не США или Китай, а Россия. Именно Россия в конце концов погубила СССР. Причем я имею в виду не только Беловежскую Пущу, когда вновьиспеченное государство, назвавшее себя "Россией", возглавило усилия по разрушению СССР - это был лишь заключительный акт трагедии. Россия разъедала СССР изнутри на протяжении всех 70 лет его существования. Разъедала его всеми своими обычаями, традициями и культурой."


Дмитрий Володихин. Стругацкие и вера или Поклонение культуре

"Стругацкие, пока они работали вместе, не отказывались от человечности как очень важного этического императива. С другой стороны, когда этот императив вступал в противоречие с базовым предназначением интеллигенции, приходилось оценивать: в данном конкретном случае следует ли от него отойти? Не «вообще», а, скажем так, в критической ситуации… Оправданно ли?

Так, главный герой повести «Трудно быть богом» мучается неразрешимой проблемой: «Я знаю только одно: человек есть объективный носитель разума, все, что мешает человеку развивать разум, — зло, и зло это надлежит устранять в кратчайшие сроки и любым путем. Любым? Любым ли?.. Нет, наверное, не любым. Или любым?» И когда на повестку дня выходят радикальные меры, то есть кровопролитие, он говорит себе: «Слюнтяй!.. Надо решаться. Рано или поздно все равно придется решаться».

Это значит: существуют обстоятельства, когда интеллигент обязан применить силу ради идеалов свободы и познания. Сожалея, зная, что выбирает хоть и меньшее, а все же зло, он обязан ударить.
Храм культуры

Культура, по мнению Стругацких, является видимым, осязаемым плодом деятельности интеллигенции. Именно так: интеллигенция — созидатель культуры и коллективный жрец в ее храме.

В романе «Град обреченный», программной вещи Стругацких, один из обаятельных и дорогих авторскому дуэту героев, некто Изя, истинный гимн поет во славу храма культуры. Здесь стоит привести обширную цитату, дабы стало понятно: Стругацкие вставили в текст романа микроэссе, содержащее плод их раздумий, важную для них концепцию.

Итак: «А Изя все разглагольствовал там насчет здания культуры…

…Все прочее — это только строительные леса у стен храма, говорил он. Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая, жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом не подозревая, этот храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным манером, очень скоро отвлекается на свои, так называемые насущные нужды: начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново, кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить — а храм знай себе все растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно… Самое забавное… что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несут в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него… Храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает человеческая история… Ты, может быть, думаешь, спрашивал Изя язвительно, что сами непосредственные строители этого храма — не свиньи? Господи, да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник и черносотенец Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон… Господи, да порядочные люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не ведают, что творят. И все человечество — так же. Поколение за поколением жрут, наслаждаются, хищничают, убивают, дохнут — ан, глядишь, — целый коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой прочный!»

Для Стругацких фашист — всегда враг культуры и сторонник традиции. А традиция, как им мыслится, представляет собой стремление увековечить древнюю привычку человечества бездумно «жрать, наслаждаться, хищничать и убивать». Конечно, терминологически это никоим образом не точно. Консервативная философия выработала целую гроздь определений традиции, и Стругацкие нигде не соответствуют ни одному из них. Скорее, у них есть собственная трактовка: «традиция» поставлена в соответствие понятиям «бездеятельность», «отсутствие развития», «отсутствие умственных интересов и умственной вольности». Поэтому лишь откровенный чужак, откровенный фашист, как некий Фриц из того же романа, может повторить слова гитлеровского бонзы: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет!» Для такого интеллигенты — хлюпики и болтуны, «вечный источник расхлябанности и дезорганизации».

Определяя свое отношение к идеалам коммунистического общества сталинского типа, иначе говоря, к официальной идеологии СССР, Стругацкие вводят в «Град обреченный» ее носителя — простоватого коммунара Андрея. Он соглашается с Фрицем, мол, да — интеллигенция импотентна, это «лакейская прослойка», она служит тем, у кого власть. Но он хотя бы ценит самую простую форму культуры — «культурность», иными словами, элементарную цивилизованность. По его словам, «Культурность есть великое достояние освободившегося народа»…
Там, вдали

Стругацкие верили, что идеал интеллигенции обязательно должен реализоваться в жизни. По их мнению, это единственный «правильный» прогресс, и он объективно неостановим. Просто идти может весьма медленно. Но тут уж ничего не поделаешь — человеческая натура косна!

Будущая победа интеллигенции, с их точки зрения, гарантировалась тем, что без образованных специалистов в принципе невозможно обойтись. А они, получив малейшую устойчивость под ногами, быстро принимаются переделывать общество в соответствии со своими представлениями об универсальном благе.

В повести «Трудно быть богом» это высказано с полной четкостью. Там обнаруживается еще одно микроэссе, позволяющее понять точку зрения Стругацких: «Никакое государство не может развиваться без науки — его уничтожат соседи. Без искусств и общей культуры государство теряет способность к самокритике, принимается поощрять ошибочные тенденции, начинает ежесекундно порождать лицемеров и подонков, развивает в гражданах потребительство и самонадеянность и в конце концов опять-таки становится жертвой более благоразумных соседей. Можно сколько угодно преследовать книгочеев, запрещать науки, уничтожать искусства, но рано или поздно приходится спохватываться и со скрежетом зубовным, но открывать дорогу всему, что так ненавистно властолюбивым тупицам и невеждам. И как бы ни презирали знание эти серые люди, стоящие у власти, они ничего не могут сделать против исторической объективности, они могут только притормозить, но не остановить. Презирая и боясь знания, они все-таки неизбежно приходят к поощрению его для того, чтобы удержаться. Рано или поздно им приходится разрешать университеты, научные общества, создавать исследовательские центры, обсерватории, лаборатории, создавать кадры людей мысли и знания, людей, им уже неподконтрольных, людей с совершенно иной психологией, с совершенно иными потребностями, а эти люди не могут существовать и тем более функционировать в прежней атмосфере низкого корыстолюбия, кухонных интересов, тупого самодовольства и сугубо плотских потребностей. Им нужна новая атмосфера — атмосфера всеобщего и всеобъемлющего познания, пронизанная творческим напряжением, им нужны писатели, художники, композиторы, и серые люди, стоящие у власти, вынуждены идти и на эту уступку… А затем приходит эпоха гигантских социальных потрясений, сопровождающихся невиданным ранее развитием науки и связанным с этим широчайшим процессом интеллектуализации общества, эпоха, когда серость дает последние бои, по жестокости возвращающие человечество к средневековью, в этих боях терпит поражение».

У советской интеллигенции, лишенной христианства, лишенной какой-либо иной традиционной религии, бурно развивалось мировидение, получившее квазирелигиозные формы. Природа не терпит пустоты. На место того, что советская власть постаралась «ампутировать» в массовом сознании, пришла странная, искусственно выращенная замена. Не только для Стругацких, но и для огромного количества образованных людей их времени, притом не только советских, культура оказывалась предметом поклонения. Ее творцы выглядели как демиурги, совершающие свою работу во зле и не вполне осознанно. А их грядущее торжество входило в обязательный «символ веры» колоссального количества интеллигентов.

Но это ведь умственная аберрация отнюдь не советского происхождения. Она, скорее, имеет общеевропейские корни и общеевропейский масштаб. Просто у нас, в советском искусстве, в советской литературе и, в частности, на страницах произведений Стругацких, она получила наиболее яркое и законченное выражение."


Дмитрий Володихин об экранизации Алексея Германа

"Иногда в мире кино случается странное событие. Настоящий большой мастер берет известное литературное произведение, выстраивает на съемочной площадке антураж высочайшего качества, руководит актерами так, чтобы они выкладывались на 100 %, снимает шедевр… и наполняет его большой черной ложью.

Так получилось с картиной Алексея Германа «Трудно быть богом». Шедевр его тёмен, страшен, ядовит. Более всего он напоминает опасную медузу цианею: она способна нанести человеку ожог, но при всем том – истинная красавица, не отвести взора.

Герман делит человеческое общество на две части.

Первая из них – интеллигенты. Умные, превосходно образованные люди, любят хорошую музыку, знают наизусть хорошие стихи, знают толк в оригинальных инженерных и научных решениях. Но главная их отличительная черта состоит вовсе не в знаниях и не в уме, а в том, что они несут в себе частицы грядущего прекрасного мира. Это люди-зерна, из которых когда-нибудь вырастет чудесная роща творчества и добра, в тени ее будет жить всё человечество. Они относятся друг к другу как друзья, единомышленники. Можно сказать, как братья по духу. Иногда они, конечно, ведут споры, но в некоторых вещах едины. Так, они полны уверенности, что насилие и убийство – зло, что творчество достойно поощрения, что грязь отвратительна, а чистота прекрасна, притом в любом смысле, в том числе и самом простом, гигиеническом.



Вроде бы, ничего худого не скажешь о «кредо» интеллигентов, как рисует его Герман.

Где количество интеллигентов умножается, где дают жить и развиваться университетам, там процветают науки и ремесла, начинается половодье тонкой поэзии, вселенная становится краше.

Интеллигентов окружает… как бы получше выразиться? Весь остальной мир.

Он безобразен. Дрянь, рвань, грязь. Моря грязи. Океаны грязи. Рыла. Отвратительные рыла больных и уродов. Развалюхи. Зловонные нужники. Всякий норовит высморкаться в пальцы. Насекомые-кровососы беспрестанно впиваются в кожу. Все обманывают, предают, продают, бьют и убивают всех. Все издеваются друг над другом. Все привыкли жить в отбросах, простые жилища и дворцы превращаются в помойки. Все готовы спариться прямо на том месте, где их застала похоть. Звериная жестокость – норма. Милосердие – глупость. Власть – главный зверь, люди власти убивают спокойно и деловито, их свирепость ограничена лишь необходимостью время от времени есть, спать, совокупляться. Иными словами, делать перерывы между убийствами.

Всё этого доходит до концентрации невыносимых градусов, когда на общество сваливается время «реакции». То есть, время гонений на интеллигентов, университеты, науку.

Интеллигенты, конечно, стараются не допустить вечного существования подобного ужаса. Они полны решимости улучшить мир. С этой целью они поддерживают себе подобных – вырывают из лап реакционеров, поддерживают материально, ведут с ними интеллектуальные беседы. Интеллигенты ведь не сторонники насилия, неправда ли? Они не готовы убивать разного рода мерзавцев – палачей, стражников, правителей…

То есть, оговоримся, это в начале фильма они не готовы убивать. А ближе к концу они вдоволь насмотрелись жидкой грязи, нанюхались вони, навидались жестокости, набрались впечатлений по части подлости, предательства, свинства и… вот уже один из них выкладывает ковер из трупов. Хорошо бьется, прогрессивными методами, никто не может его одолеть. Особенно хорошо ему удается вскрытие животов с последующим вытряхиванием кишок. Что за боец!

И, наверное, кто-то ему посочувствует. Ведь нельзя же терпеть всех этих «серых», иначе явятся «черные»!

Ну а теперь… в чем ложь?

Она – во всей этой конструкции от начала до конца.

Обращаюсь к читателям прямо: пожалуйста, вспомните свою жизнь. Своё детство, молодость, свою зрелость – те, кто ее уже достиг. И мысленно двигаясь по оси времени из прошлого в будущее, вертите головой, оглядывая всё, что сохранилось в вашей памяти.

Если там одни только рыла больных уродов, одна только грязь с фекалиями вперемешку, если там только боль, страх, жестокость и предательство, если там вечно стоит зловоние во всех смыслах, вплоть до буквального, если там человеческой жизни грош цена, а смерть – дело обыденное, что ж, тогда Герман прав.

Отчего-то мне представляется, что всего, мною перечисленного, у большинства из вас окажется не столь уж много или совсем не окажется. Оттого, наверное, что я сам жил здесь, на этом свете, и хотя видел много скверного, но никогда не видел такого, чтобы вся жизнь, целиком, превращалась вокруг тебя в грязь и вонь, если только сам ты не опустился до уровня бомжа или уголовника-рецидивиста. Режиссеру Алексею Герману потребовалось нарисовать такую жизнь, такой мир, чтобы разрешить интеллигенту быть жестоким. Его мир – ложь, ложь как система представлений о том, что нас окружает. Мир настоящий, быть может, загрязнен, однако он никогда, даже при самых свирепых политических режимах, не превращался в сплошное беспримесное зло.

Как ни парадоксально, а при сверхреалистической манере съемки – вплоть до мельчайших нюансов освещения и озвучивания, из тысячи верно переданных деталей родился один большой обман."
Tags: литература, психология
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 58 comments
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →