"Здесь ещё вот такой вот важный момент есть. Есть понятие «внешнего гида» и «внутреннего гида», или понятие «интереса». Мы никогда не задумываемся, почему нас одна вещь интересует, а другая – нет. То есть мы просто знаем это: что нас нечто интересует, а нечто – не интересует. Так вот: то, что нас реально интересует, это есть «внутренний гид», или наша душа. Почему в этом смысле гораздо лучше руководствоваться ими – да потому, что любой «внешний гид» – учитель, авторитет, гуру – будет учить нас чему-то внешнему. Но только наш «внутренний гид» может научить нас чему-то более серьёзному, внутреннему. Вспомним первый фрагмент Новалиса, который я прочёл: «Мы грезим о путешествиях во Вселенной; не в нас ли эта Вселенная?..» Не в нас ли эта Вселенная. Так вот «внутренний гид» и может нас туда привести. Учитель может научить нас чему-то внешнему, но, сколь бы хорош он ни был, он никогда не познакомит нас с перипетиями и перифериями нашего внутреннего мира. В этом смысле совершенно понятно, что здесь надо иметь смелость отбросить всякое учение со стороны и попытаться в этом неизвестном найти собственное неизвестное, в этой глобальной темноте найти собственную темноту."
Карл Густав Юнг. Я по опыту знаю, что любое принуждение, будь то лёгкая суггестия, или советы, или иные методы воздействия, не приносят в конце концов ничего, кроме помех высшему и самому главному переживанию, а именно пребыванию наедине со своей самостью, или как там ещё не называй эту объективность души. Человек должен быть один хотя бы уже для того, чтобы узнать, что его несёт, когда он больше не может нести себя сам. Только это знание даёт ему нерушимую опору.
Мерил Стрип. Каждый должен найти свой собственный путь. У каждого — свои правила, понимание себя и мира. Не то, что говорят твоя мама, друг, какая-то актриса или кто-либо еще — важен тихий голос внутри тебя. В конце-концов, именно это и делает тебя счастливым.
Андрей Парибок. Выдающиеся умы одиноки или предпочитают небольшую компанию, как крупные звери: тигры, слоны... Наука организована как огромный муравейник, т.к. у среднего научного работника мозгов немного. Но координация (научный метод) приводит к огромной прагматической эффективности. Когда прут по лесу муравьи, тигры отходят в сторону. Однако наука ЧИСТО утилитарна Она Не приводит к развитию ума или духа научного работника. К сожалению, н.р не в состоянии различить пользу и благо.
___
PS. научная приземленность ведет к тому. что главной функцией мышления считают познание. Что удивительно нелепо и плоско. Словно не мыслит композитор, инженер, полководец ,законодатель и творец философии. Но ведь не познанием же они занимаются..
Андрей Игнатьев. Рациональность науки как дискурса определяет вовсе не семантика отдельных конкретных высказываний, которая конструируется в процессе исследования, то есть, является артефактом соответствующих практик, и не их синтактика, то есть, правила наблюдения и логического вывода, потому что наиболее существенные, "прорывные" открытия являются смелыми интуитивными догадками, более того - строгое исполнение требований так называемого научного метода ведёт только к плоским трюизмам, а прежде всего прагматика этих высказываний, их валидность и релевантность в качестве ответов на какие-то вопросы, возникающие в повседневной жизни.
Очевидно, что в традиционном обществе наука избыточна, потому что эффективная традиция предполагает ответы на любые возможные вопросы, а её функции в контекстах идеократии предполагают в лучшем случае экзегезу исходной доктрины, реальная востребованность науки возникает только в контекстах кризиса того и другого, как оно, собственно, и было в период формирования данного социального института.
АТОМНАЯ СКАЗКА
Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.
Он пошел в направленье полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.
– Пригодится на правое дело! –
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.
В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.
Евгений Головин. Натуральная магия и чёрная магия
"К сожалению, надо признаться, что все, что мы говорим негативного в смысле нашего времени очень хорошо подтверждается при анализе натуральной магии, и вот почему. Чтобы заниматься натуральной магией, надо определить термины. Есть белая магия, которая занимается инвокацией духовных единств, живущих либо в небе, либо за его пределами -- магия эта не плохая и ведет она к добрым делам. Натуральная магия -- это скорее магия лечебная, магия разных составов, фильтров, основанных на всеобщих симпатиях и антипатиях объектов природы. Черная магия занимается в основном вызовом всякого рода темных сил. Такой вызов называется эвокацией. В наше время натуральная магия, которая зависит от объектов живой и так называемой неживой природы ( имеются в виду растения, звери, камни, вода, земля, воздух), как вы сами понимаете, находятся не в лучшем положении. Техника, которая действует ужасно на природу, еще не самое главное препятствие с точки зрения натуральной магии. Самое главное препятствие -- это человек. С определенного времени люди совершенно не знают, что такое мир, который их окружает.
У Хайдеггера есть понятие “Offenheit” (“открытость”), и он пишет в “Sein und Zeit” (“Бытие и Время”), что когда-то мир был «открытым». И он противопоставляет этому «открытому» миру, мир «закрытый», в котором все мы живем. Это значит, что мы уже не можем войти в лес или погулять в поле… И вот в каком смысле мы это сделать не сможем: мы люди -- закрытые, не знаем ни трав, которые там растут, ни птиц, которые поют. Все мы отличаемся агрессивной аналитической психологией. Допустим, ботаник объяснит нам что-нибудь про одуванчик, объяснит, то, что мы можем прочитать в любом учебнике, или скажет, вот поет малиновка, сейчас весна, малиновка справляет свадьбу. И мы можем даже отличить пение малиновки от пения щегла, например, хотя это трудно… И это, собственно, все, что мы можем знать о живой природе, но и это дает нам преимущество перед большинством наших спутников. Вот что значит «закрытость» современного человека перед природой.
Мы наблюдаем закрытые дома, закрытые двери подъездов, закрытые квартиры, железные двери и прочее, и прочее. Я уже не говорю о сейфах, сигнализациях и так далее. Везде и всюду мы видим надписи: «посторонним вход запрещен». Если учесть, что в девятнадцатом веке таких надписей было всего три в Западной Европе, а в России их вообще не было, то представляете себе, как сильно изменился мир. Все мы стали посторонними и всем нам вход запрещен в массу организации, залов, зданий и так далее. Плюс к этому бесконечные секреты и подземные города. Что стало с людьми, что они стали закрывать и свою душу, и свои подъезды, и свои дома? Скажут, они опасаются грабителей. Но грабить-то, собственно, нечего -- люди совершенно бедны, как правило. И если масс-медиа нагнетают какие-то страхи, то есть же, в конце концов, своя голова на плечах и можно, наверное, не так сильно закрываться от всех и вся.
Любой мир, даже атеистический, даже современный, основан на каких-то метафизических идеях. Одна из этих идей -- идея секрета. Все время нам говорят о каких-то государственных секретах, о каких-то экономических секретах, хотя всем понятно, что люди живут очень плохо и никаких секретов, в сущности, нет. И, тем не менее, мы слышим о бесконечных секретах. Что это все значит? Примерно то же, что я сказал о квартирах: люди машинально ставят железную дверь, хотя им нечего бояться. Ну, хорошо, ограбят, но это стимул для того, чтобы заработать деньги и сделать квартиру лучше. Зачем же всю жизнь торчать за этими железными дверьми. Когда грабят банк, банку от этого только лучше по многим причинам. Но, тем не менее, устраивается масса загородок, заграждений и прочего, для того, чтобы "они", то есть мы, "посторонние", не могли туда пройти.
У Хайдеггера в "Sein und Zeit" есть глава , которая называется "das Man". "Man" -- по-немецки местоимение, заменяющее существительное. Хайдеггер дал артикль среднего рода, и получилось "das Man", то есть повысил в чине местоимение до существительного. В этой главе есть любопытная фраза. В обычном для Хайдеггера, вернее, очень своеобычном его языке она звучит так: "Jeder ist andere und keiner er selbst". "Каждый суть другой и никто он сам". Это значит: все мы -- «посторонние», «они», «россияне», «дорогие россияне», если мы о нас говорим, поэтому себя мы можем назвать не "я", а "другой" и будем правы. Как, знаете, раньше было на собраниях: «выступает товарищ такой-то и другие», вот эти "и др."-- это все мы. Это все называется «и др.», поэтому не надо иметь никаких иллюзий, и называть себя "я" совершенно ни к чему.
Натуральная магия даже психологически невозможна в таком мире, ибо натуральная магия предполагает совершенно открытый мир и совершенно открытое пребывание человека в нем. Что значит «открытое пребывание»? Два века назад люди могли быстро и свободно путешествовать куда угодно, даже в Южную Америку. А четыре века назад это было еще проще и спокойнее. Люди не знали границ. Никто толком не знал, что такое государство даже в семнадцатом веке. Кажется, Людовик Четырнадцатый сказал первый: «Я и есть государство». Когда его спросили: «А что это все-таки,Франция ?", он сказал: "Я и есть Франция". Тогда людям стало понятно, что Людовик и есть государство.
Нам пытаются объяснить, что все закрытое, все за сейфами, все за семью замками и всякой сигнализацией и есть государство. Так вот, в государстве натуральная магия абсолютно невозможна. А что здесь возможно?
Вернемся к Хайдеггеру. Он пишет, что мы живем в мире "Alteglichkeit", «ежедневности», «повседневности». И "das Man" -- это неопределенное местоимение -- правит людьми, которые отличаются "Unaufeglichkeit", «неэксцентричностью», «непоразительностью». В царстве "das Man" могут жить люди усредненные, уравненные, уступчивые и неэксцентричные. Но дальше у Хайдеггера еще забавнее: "мы одеваемся, как одеваются другие, мы ходим в театр, как другие ходят в театр, мы презираем толпу точно так же, как надо презирать толпу". Эта фраза была, конечно, совершенно убийственной для эстетов. Получается, что мы презираем государство и толпу как надо их презирать. То есть не как мы хотим , а как принято.
Итак, если натуральная магия в нашем мире невозможна, то черная магия – ох, как возможна, и мы чуть позже на этом остановимся. Возможна не потому, что надо обязательно взывать к сатане и его адептам. Просто мир в конце двадцатого века устроен так, что даже самая элементарная черномагическая мольба доходит до адресата. Вот в какой ситуации мы живем.
Почему наша лекция называется "Джон Ди и конец магического мира"? Потому что Джон Ди -- фигура неординарная и очень значимая для шестнадцатого века. Потому что в конце шестнадцатого и начале семнадцатого века, собственно говоря, и произошел переход к новой эпохе, в которой мы с вами имеем радость и честь пребывать. Именно когда творил Шекспир, Сервантес писал своего "Дон-Кихота" и когда жил Джон Ди наступил конец магического мира. Почему я упомянул Сервантеса и "Дон-Кихота"? Потому что Джон Ди, в известном смысле, весьма напоминает Дон-Кихота и не только он, а многие маги и алхимики того времени, в том числе такие люди, как Джордано Бруно, например. Потому что он пытался в мире, уже настроенном материалистически и современно, отстаивать чисто магические принципы, как Дон-Кихот отстаивал принципы странствующего рыцарства, после того уже как три века это странствующее рыцарство умерло. И роман Сервантеса можно считать абсолютно эпохальным для конца магической эры и начала эры рационально-материалистической.
Джон Ди много занимался своим образованием. Он ездил в Париж и в Сорбонне читал лекции сам. У него рано проявились математические способности и поэтому уклон его эволюции был скорее математический. Он увлекся теми магическими дисциплинами, которые в то время назывались теоретическими и математическими: пифагорейством, неоплатонизмом, каббалой, числовой магией, Раймондом Луллием.
Почему XIV век -- это конец магического мира? Потому что до шестнадцатого века люди верили в абсолютное единство мироздания, в живую цепь бытия. Более того, считалось что схемы, цифры, амулеты, фигуры, символы, образы имеют непосредственное влияние на живую природу, и если знать определенные заклинания, пользоваться определенными символами как надо, и талисманами тоже, можно овладеть натуральной магией хорошо и быстро. В шестнадцатом веке подобные воззрения начинали пропадать. Многие ученые и в Лейдене и в Париже и в Лондоне высказывались за квантитативный метод изучения природы против аристотелевского квалитативного. Что это значит? У Аристотеля, которому поклонялись тогда арабский мир и латинское средневековье, все было вроде просто. Четыре элемента, квинтэссенция, которая управляет небесными созвездиями. Фермамент, то есть твердый небосвод абсолютно незыблем -- так Бог создал мир, где мы живем. Мир этот невелик, зато качественно многообразен. Джон Ди был совершенно бескорыстный человек и никогда не хотел ни философского камня, ни овладения натуральной магией для себя. Он был страстным патриотом Англии и поклонником королевы-девственницы Елизаветы I. Кажется, он был первый, кто употребил слова «Британская империя».
Так почему же невозможна натуральная магия? Потому что человек ведет себя по отношению к природе как познающий. Но он не является познающим. Генон в "Символизме креста" сказал, что познание есть соучастие. "Идеал это совпадение познающего с познаваемым объектом, но, по крайней мере, соучастие в жизни этого объекта необходимо" Посмотрите, как современный мир участвует в познаваемом объекте. Понятно, как участвует. Участвует настолько, что скоро ни воды не будет, ни воздуха -- ничего не будет. Если они называют это познанием, тогда что такое нападение, что такое агрессия? Можно скорее предположить, что современное научное общество (в широком смысле слова) понимает под познанием некую разведку, иногда разведку секретную, иногда разведку боем, но, прежде всего надо подойти к объекту (пусть он будет деревом, животным) и разведать что это такое, откуда, как, и зачислить его в какую-нибудь графу, и потом напасть на это дерево или животное. Если это называется познанием, то, при чем здесь натуральная магия? Маг никогда не трогает зверей или деревьев, он может несколько дней просидеть около дерева или цветка и думать о его тайных связях. Почему у дерева или цветка есть тайные связи понятно из положения Генона, из его "Символизма креста". Для него центр объекта есть та самая точка, которая в физическом мире не присутствует. Она метафизична. Когда этот центр манифестирует дерево, животное или космос, сам он остается абсолютно не манифестированным. И тогда мы говорим о тайных действиях камня, о тайных симпатиях и антипатия. Например, когда Авиценна в своей удивительной книге под названием "Романтическая любовь минералов" большую главу посвящает любви сапфира к звезде Альдебаран, он как раз говорит об этом тайном центре, который создал и присутствует в камне, который мы называем сапфиром. Совершенно понятно, что с точки зрения эзотеризма это и есть познание, но с точки зрения науки в этом собственно никакого познания нет. То, что называется магическим познанием, диаметрально противоположно современной науке. Эрнст Кассирер, знаменитый немецкий философ, пишет на эту тему так: - "Возможность познания и магии исходят из одного и того же принципа, по мнению Кампанеллы, познание возможно в том случае, когда субъект и объект, человек и природа образуют одно целое. Магия есть практическое воплощение теоретического познания. Понимание и воля равно необходимы в натуральной магии". Спекуляция и операция, сила и обдумывание.
Почему же мы говорим о конце или закате магического мира? Потому что Джон Ди жил в переломную эпоху, когда теория отделилась от практики. Почему еще в конце XV века, незадолго до Джона Ди, Пико делла Мирандола выпустил "900 тезисов о Каббале"? Пишет он о теоретической каббале, но никак не отделяет ее от практики. Это единая наука. Во времена Джона Ди каббала уже разделилась на теоретическую и практическую. Все разделилось на теорию и практику. Получается, что для европейского мира это был крах, потому что понимать можно все что угодно, но делать, уметь делать совсем не просто. Представьте себе положение, когда в одном человеке не сходятся идеи теории и практики, то есть он знает в теории все, на практике не умеет ничего или наоборот. Единое знание раскололось на две части, абсолютно между собой несоединимых. И чем дальше, тем хуже. Сейчас, в конце XX века, рассуждаем на такого рода материи разделение магии на теорию и практику свершилось, и соединить эту теорию и практику почти или практически нельзя. Вся европейская история последних веков проходит под знаком полного разъединения и разделения. Интеллект разъединился с душой, внутренний и внешний мир разъединились. Если для Парацельса (который умер, когда Джону Ди было четырнадцать лет, в 1541 году), когда он говорил, что "внутреннее небо и внешнее небо это одно небо", это было реально, для нас это абсолютно нереально. Для нас есть внутренний мир и внешний мир. Мы плохо можем объяснить, что мы понимаем под нашим внутренним миром. Скорее всего, под нашим внутренним миром мы понимаем ту самую закрытую железной дверью квартиру или еще что-нибудь, где хранится пустота или какие-то пустяки. Ситуация эта абсолютно бредовая, но, к сожалению, она именно такова и выходов из нее пока абсолютно не видно. Об этом разделении, о том, что мир распадается на куски и фрагменты, очень хорошо написал великий английский поэт Джон Донн в своей поэме "Анатомия Мира". Он написал примерно так: «И теперь весна и лето напоминают новорожденных, чьей матери за шестьдесят. И новая философия сомневается во всем. Элемент огня исчез. Солнце потеряно и земля. И ни один мудрец, не скажет, на какой дороге их надо искать. И люди открыто признаются, что этот мир кончен, когда в планетах и небосводе они находят так много нового. А потом снова видят, как все распадается на фрагменты, на атомы без всякой связи».
Так написал Джон Донн в конце шестнадцатого века. Мы можем только подтвердить, что все это так, и очень грустно, что все это случилось уже так давно. На что рассчитывать нам?
Перейдем дальше к странной идее разделения, которая в шестнадцатом веке расколола познание на магию и естественные науки, как мы их понимаем сейчас, и людей на романтиков и реалистов. Как вы понимаете, Джон Ди оказался в лагере безнадежных романтиков. Случилось еще одно событие, которое сильно повлияло на людей, настроенных магико-астрологико-алхимически. Я имею в виду вспышку сверхновой звезды в созвездии Кассиопеи в 1572 году. Это событие перевернуло ученый мир Европы: большинство ученых ориентировалось все-таки на Аристотеля и на его арабского комментатора Аверроэса. Аверроэса, комментируя Аристотеля, говорил, что фирмамент неба, какой он есть -- будет вечно. Если появится хоть одна новая звезда или исчезнет какая-нибудь старая -- этому миру конец. И тут появилась сверхновая в созвездии Кассиопеи. Причем появилась, совершенно поразив всех зрителей, которых было, видимо, немало. Она сияла и днем в течение семнадцати месяцев. Такие случаи бывали, но очень редко. В 125 году до н. э. великий греческий астроном Гиппарх говорил о сверхновой, но, видимо, ему тогда не особо поверили, просто занесли в аннал, что была такая проблематичная звезда. Христиане были уверены, что Вифлиемская звезда это и есть та самая сверхновая. Проверить это очень трудно, арабские комментаторы считают, что за нее приняли парад трех крупных планет (Сатурн, Юпитер, Марс). В этом смысле мнения до сих пор расходятся. Поэтому явление 1572 года воспринято было очень по- разному. У Джона Ди есть письмо на эту тему в Лейденский университет, а у его ученика Тома Дикса -- целая книга. В любом случае люди почувствовали, что нечто меняется, что мир меняется. Они не была уверены, что прав Аверроэс, и близок конец света, но решили, что это будет значительное и весьма энергичное событие.
Когда английский химик Роберт Бойль написал свою книгу "Скептический химик", он раздолбал алхимию очень сильно, но это ни о чем не говорит. Сам он практиковал алхимию до конца своих дней, но практиковал именно так как практикуют сейчас. Так же ее практиковал Ньютон. Ньютон написал очень много по алхимии около миллиона слов. (англичане пишут более миллиона слов, у них как-то на слова измеряется). Ньютон считал, что обычные химический реакции затрагивают только с внешнюю структуру материи, но если мы хотим обратить какой-нибудь металл в серебро или золото нам надо задеть внутреннюю структуру материи, для этого Ньютон пытался найти те химические растворители, которые позволят дойти до самого сердца металла или минерала. Кстати его очень хвалил за это наш академик Вавилов, который написал довольно много касательно этих поисков Ньютона.
«Действительно, -- писал Вавилов, -- Ньютон совершенно прав, химические реакции задевают только внешнюю структуру металла, и для того, чтобы трансформировать металл, надо добраться до его нуклеарной структуры, т.е. до атомного ядра и тогда произойдет трансформация . Хочу сказать, что неоднократные попытки, которые делались современной физикой, кончились ничем, хотя популязаторы писали, что им удалось получить из свинца изотопы золота. Это неверно, и поскольку опыты в синхрофазотроне были очень дорогими, их оставили. Когда говорят, что современные химики, не отрицая алхимии, могут обратить металл в золото, в это верить особо нельзя, тем более что нет денег на эти опыты. И российского искусственного золота придется ждать долго.
Я бы хотел заметить в конце: если невозможна натуральная магия, то очень возможна черная магия. Черная магия тихо, мягко и незаметно перешла в то, что мы называем современной наукой."
Из интервью Евгения Головина
Эл.: В Вашем восхитительном послесловии к изданию Лавкрафта в коллекции "ГАРФАНГ" Вы затронули, на мой взгляд, одну из самых закрытых и тревожных тем - тему совпадения многих аспектов современной науки с определенными учениями и доктринами черной магии. Вы очень убедительно соотнесли сугубо современный строй сознания с черно-магическим видением мира. Из Вашего текста следуют логически удивительные по своей значимости и нагруженности выводы. Например, идея о магичности самого материализма как научного подхода. Вы даже употребили формулу -"магический материализм Лавкрафта".
Е.Г.: Есть серьезные основания считать современную науку очень точным продолжением черной магии, только если убрать из черной магии ее спиритуальный аспект. Если убрать его у Роджера Бэкона, Альберта Великого и Парацельса, то мы получим весь инструментарий современной науки. Самое поразительное, что Роджер Бэкон в свое время говорил, что очень многого можно добиться, работая с материей, если Бога заключить в атом, в материю. Он писал: "Если Бога заключить в атом, то можно взорвать Бога". Я цитирую почти буквально одно из его сочинений, которое называется "Ultra plus". Этот гениальный человек, который очень любил игровую сторону бытия, полагал, что науку можно развивать таким способом. У него есть поразительные вещи - он говорил и об атомной бомбе, и о летательных аппаратах, и о завоевании других планет, но говорил об этом так, как когда-то прециозные поэты задолго до Галилея говорили, как хорошо рассматривать сквозь линзы ночное звездное небо и какие там бывают удивительные картины... Роджер Бэкон, а вслед за ним Парацельс никогда не относились к подобным проектам серьезно. Они показывали, что есть возможность покорить материю, если особой концентрацией духа развить это материальное начало в своей душе.
К сожалению, надо признаться, что все, что мы говорим негативного в смысле нашего времени очень хорошо подтверждается при анализе натуральной магии, и вот почему. Чтобы заниматься натуральной магией, надо определить термины. Есть белая магия, которая занимается инвокацией духовных единств, живущих либо в небе, либо за его пределами -- магия эта не плохая и ведет она к добрым делам. Натуральная магия -- это скорее магия лечебная, магия разных составов, фильтров, основанных на всеобщих симпатиях и антипатиях объектов природы. Черная магия занимается, в основном, вызовом всякого рода темных сил. Такой вызов называется эвокацией. В наше время натуральная магия, которая зависит от объектов живой и так называемой неживой природы (имеются в виду растения, звери, камни, вода, земля, воздух), как вы сами понимаете, находятся не в лучшем положении. Техника, которая действует ужасно на природу, еще не самое главное препятствие с точки зрения натуральной магии. Самое главное препятствие -- это человек. С определенного времени люди совершенно не знают, что такое мир, который их окружает.
Итак, если натуральная магия в нашем мире невозможна, то черная магия – ох, как возможна. Возможна не потому, что надо обязательно взывать к сатане и его адептам. Просто мир в конце двадцатого века устроен так, что даже самая элементарная черномагическая мольба доходит до адресата. Черная магия тихо, мягко и незаметно перешла в то, что мы называем современной наукой. Вот в какой ситуации мы живем.
****************
Мир со всей его цивилизацией дрейфует к Югу в том смысле, что стихия земли отрывается от стихии воды, от стихии воздуха и тем более от стихии огня. И поэтому можно согласиться с английским поэтом Джоном Донном, современником Шекспира, когда он написал, что для нового человека все непонятно: «Элемент огня исчез. Солнце потеряно и земля. И никто не знает, где все это» (The Element of fire is quite put out; The Sun is lost, and th’earth, and no mans wit can well direct him where to looke for it). Понимаете, когда человек писал это в начале XVII века, то это придает определенный вес точке зрения о дрейфе к Югу. Под Югом мы можем понимать фиксированный комфорт, абсолютно четкие математические координаты бытия и абсолютно четкие границы, которые связывают это наше бытие. Это в лучшем случае звезды, отделяющие нас от полного ничто либо от чего-то неведомого. Что это неведомое присутствует — это безусловно, потому что если даже у закоренелого атеиста спросить, будет ли что-нибудь после смерти, он скажет все-таки: «Не знаю». Уже сам факт этого незнания говорит о многом. Но и то, что наша современная эпоха дрейфует к Югу, чему хорошим подтверждением является невероятная ограниченность интересов современного человека, ни о чем не говорит в магическом смысле слова. Магический мир доступен и остается вне наших земных пределов. И если мы немного отграничимся, разграничимся (приходится опять употреблять слово «граница»), уйдем от этого мира с жалкой картиной новой астрономии, с этими цветовыми кодами, метеоритами, вакуумами и прочей невероятно скучной материей и будем действительно выявлять то, что нам дал Бог или боги (это уж как угодно), то, обратив внимание на параметры нашей внутренней жизни, мы можем многого достичь. Здесь, конечно, труден первый шаг.
****************
После второй мировой войны стрелка общественного компаса решительно отвернулась от искусства в сторону… Бог знает, в какую сторону. Как писал немецкий философ Людвиг Клагес в книге "Космический Эрос"(1930г.): "Когда дух уничтожит душу, люди превратятся в мнимо живых ларв". Под "духом" Клагес имел в виду "объективное" миросозерцание, механически отрегулированную функциональность, управляемую холодно и безразлично. Незадолго до него в примечаниях к "Первому манифесту футуризма" Ф.Т.Маринетти утверждал: "Изысканная и романтическая эмоциональность нивелируется с каждым поколением. Сикстинская капелла или девятая симфония Бетховена только усилиями искусствоведов поддерживают свое высокое реноме. Значение личности, субъективного "я" теряется с каждым десятилетием. Наступает век машин, которые постепенно завоевывают самостоятельность. Благодаря дружбе с машиной, художник обретает спокойное внимание к каждой детали, необходимую степень автоматизма и утрачивает буржуазную сентиментальность".
Отсюда следующий грустный вывод: артефакт ничем не будет отличаться от машины, художник от инженера. Трепетное, страстное, художественное вдохновение уйдет в прошлое, его заменит дегуманизация и деловитая смекалка изобретателя.
Д.В.Иванов. Виртуализация общества
"Написав об "утрате" реальности в эпоху Постмодерн, Бодрийяр на свой манер констатировал ситуацию завершения процесса овеществления общества. Дефицит реальности у Бодрийяра - это вовсе не дефицит вещей и поступков. Напротив, он пишет о нарастающем "перепроизводстве" их в качестве знаков реального. Стало быть, под реальностью понимается некое "реальное" содержание, то есть ценностное наполнение вещей и поступков. Утрата реальности в концепции Бодрийяра - это утрата различения знака-образа и референта-реальности. Бодрийяр различает четыре последовательные фазы отношения между знаками и реальностью: образ является отражением подлинной реальности; он маскирует и извращает подлинную реальность; он маскирует отсутствие подлинной реальности; он не имеет никакой связи с какой бы то ни было реальностью."
Евгений Головин. Вокруг да около неистинных горизонтов
"Душа, которая, согласно Аристотелю, формирует и совершенствует тело и эмоциональность, не терпит измены, то есть лжи самой себе. Поэтому столь акцентирована в нашу эпоху проблема конформизма - современного синонима "гибели души". Но это сугубо личное дело, ибо время коллективных этических парадигм миновало вместе с "национальным самосознанием". Поэтому любая ламентация касательно утраты "духовности" и "понижения культурного уровня" нелепа и анекдотична, равно как и любая апелляция к "историческому опыту", "правам человека" и прочим демагогическим шедеврам французской революции. Когда исчезает индивидуальная этика, связующая эмоции в более или менее гармоническое целое, неуправляемая энергия этих эмоций требует беспрерывного утоления, удовлетворения. Постоянный страх нечто потерять и постоянное желание нечто приобрести диктуют конформистскую манеру поведения, так как страх и желание характеризуют ложь во всех ее модификациях. Более того, свободные эти эмоции принуждают нас к ежедневному и ежечасному действию.
Действие. Экзистенциальная категория, которая почти полностью вытеснила досужее размышление, созерцательность, мечтательность. Мир более не пейзаж, мир - "окружающая действительность", методическая суматоха, завод. Само собой, фактор времени обретает убийственную агрессивность, его постоянно не хватает, "нет времени" задуматься даже о близком прошлом или сколько-нибудь далеком будущем. Отсюда полное пренебрежение к истории, из которой суетливо вырываются какие-либо "примеры", долженствующие украсить воинственный нарциссизм удачливых предпринимателей и политиков. "В начале было дело" - сказал гётевский Фауст, и основатель прагматизма, Чарльз Пирс, возвел это в главную жизненную максиму: "Сначала действие (прагма), потом результат. Ошибки исправляются по ходу дела. Действие прежде всего" ("Как нам прояснить наши идеи", 1878). Это и есть априорная константа "действительности", в истинности коей усомниться нельзя. "Действительность— демон Европы, - писал Готфрид Бенн в 1955 году. - Устои, основы рассыпались, остались вероятностные отношения и функции; дикие, беспочвенные утопии; гуманитарная, социальная, пацифистская макулатура, через которую тянется некий процесс в себе; экономика как таковая - смысл и цели нелепы и фантастичны... и на всем этом расползается флора и фауна деловой монады и под всем этим ползут вероятностные отношения и функции".
Целое придает организму новое качество. Это качество невозможно найти ни в составляющих, ни в комбинациях этих составляющих. Когда целое - идея и принцип - уходит из организма, его составляющие принимаются враждебно, разрозненно и беспрерывно... действовать. Таков modus vivendi современной цивилизации. Реклама функционирует независимо от товара, полицию заботит, прежде всего, собственная безопасность, кабинеты не устают тешиться "оружием массового уничтожения", "благом человека" и прочими игрушками, композиторы предназначают музыку для ушей своего клана, информаторов менее всего беспокоит достоверность информации... И они правы, поскольку ложь не имеет антитезы. Проверить какие-либо сведения нет ни малейшей возможности, так как массовая цивилизация всегда оперирует большими цифрами. Скажем, какой-нибудь премьер оглашает сумму военных расходов, которую его недостойные предшественники скрывали от народа. Насытит ли точная цифра миллиардов или триллионов любопытство обывателя? Ни в коей мере. Он просто почувствует, что обман имеет антитезой... другой обман. Но здесь интересно следующее: откуда взялась эта детективная мания проверки предположительно ложных данных с цепью выяснения истинной ситуации? Проверить можно работу механизма, но не "истинную подоплеку" каких-либо деклараций, происшествий, событий. Столь ценимый прагматиками детерминизм, один из "теоретических моментов" цивилизации "действительности", более или менее пригоден только для разработки и эксплуатации механических систем, но совершенно бесполезен для объяснения жизненных коллизий.
Причины и следствия события, сколь остроумно они бы не исследовались post factum, не имеют отношения к событию. Оно творится мгновенно, и поле его интерпретаций бесконечно. Понятно, что в цивилизации, не объединенной никаким "целым", не оживленной никакой "душой", одна интерпретация стоит другой, и ее характер зависит от планов и возможностей авторов. И здесь возникает следующий парадокс: эти авторы столь же мало "знают правду" о событии, как и те, на кого рассчитана информация. Поэтому информаторы и потребители информации движимы порывом тотального недоверия. Отсутствие сколько-нибудь приемлемой верификации, общее или частное сомнение - климат, в котором мы существуем. Эманация недоверия исходит от нас самих, поскольку мы не верим, что наше "я" - дух, душа и тело - есть нечто единое, организованное внерационально, равно замкнутое и равно открытое. Мы полагаем, что надо бежать к врачу при болезненных симптомах, спрашивать совета в затруднительном положении, короче говоря, мы полагаем, что кто-то другой нас вылечит, научит уму разуму, растолкует загадку жизни и смерти. И однако этому другому мы тоже не очень склонны доверять. Лишенные оси индивидуального бытия, мы барахтаемся на общечеловеческих волнах и слушаем биение беспокойного моря там, в одиночестве."