Откуда такая особенность? Почему подростки, почти не столкнувшиеся с жизнью и еще не успевшие в ней разочароваться, так как не имели достаточно времени, чтобы ее познать, так склонны сделать фатальный шаг, добровольно перейти таинственную и зловещую черту? Казалось бы, наоборот, взрослые пожившие люди, обнаружившее, что «все — обман, ложь, продажность и дешевка» должны были бы побить первенство в этом жутком деле… Или сумасшедшие, или наркоманы, или больные, или несчастные, социально униженные изгои… Но нет. Лидируют именно подростки, причем часто из весьма благополучных семей." Александр Дугин.
"Шаг из окна высотного дома… Огромная доза нелепых родительских таблеток… Зажатая в кулаке бритва, полосующая юношеские или девичьи невинные вены… Более старомодный бросок с моста… Приставленный ствол пистолета к пульсирующему виску… Забытая сегодня, но весьма популярная в прошлом намыленная петля… Откуда такая гипнотическая притягательность этих зловещих инструментов, несущих необратимый процесс ухода и обвал горя родителям, знакомым, друзьям?
Метод Мирчи Элиаде
Известный румынский историк религии Мирча Элиаде дал удивительно интересную интерпретацию некоторых наиболее архаических мотивов в сакральных культах и мифологиях. Согласно Элиаде, на самом глубинном дне человеческой психики записан некий код, некая «формула», которая в процессе исторического развития приобретает черты той или иной религии или традиции. Эта же формула является универсальный для всех традиций и определяет базовые установки любой религии. В начале своих исследований, Элиаде рассматривал только традиционные общества — Средневековое европейское, индусское, буддистское, культы африканцев и полинезийцев и т.д. Но мало-помалу он пришел к выводу, что и наше современное общество, на самом деле, является материалистическим, профаническим лишь на поверхности. В глубине же людской психологии лежат все те же древнейшие архетипы, все та же неизменная «формула души». В этом Элиаде сближается с австрийским психологом и психоаналитиком Карлом Густавом Юнгом. Таким образом, Элиаде (почти как Юнг) предлагает рассматривать все культурные или социальные аномалии в свете архаических культов.
Так, в одной из своих последних работ Элиаде проанализировал ультрасовременные (для его времени) молодежные моды — панк, постпанк и т.д. — с точки зрения их связи с архаическими элементами. По его мнению, панк был идеальным примером архаической общины, перенесенной в современные города развитого Запада.
Раскрашенные лица, ирокезы, добровольные физические травмы, столь характерные для первой волны панков, почти инициатические ритуалы — все это было спонтанным возвратом к архаическим нормативам, имеющим особую логику и специфическую структуру. Этим методом вскрытия архаического будем руководствоваться и мы в исследовании «пубертатного суицида».
Инициация в архаических общинах
Практически во всех архаических обществах период полового созревания рассматривался как важнейший момент жизни человека. Обряды, связанные с этим периодом, являются самыми развитыми и многоплановыми. Это время, когда подросток сталкивается с важнейшим мгновением своей жизни, с моментом инициации.
Что такое инициация? В самом грубом приближении, это ритуал, в котором член архаической общины переходит от безответственного, естественного, инерциального существования (детство) к новой жизни. Он становится полноправным членом коллектива, который всегда имеет определенную сакральную нагруженность. На языке полинезийских племен, человек получает тогда «ману», особую силу, «духа», «двойника». И после инициации он входит в особое магическое или религиозное братство — племенное, конфессиональное, профессиональное или какое-то еще.
Инициация называется «рождением», и ее ритуал всегда повторяет в символической или довольно грубой форме процесс появления младенца на свет. У некоторых племен юноша проползает в момент инициации между ног жрицы, символизирующей Великую Мать или Богиню. В других случаях функции утробы выполняет специальный темный шалаш, погреб, печь, баня или иное строение. Есть и иные формы — погружение в воду, закапывание в землю (песок — у бедуинов, снег — у эскимосов), спуск в подземный лабиринт и т.д.
Подросток в ходе этого ритуала умирает для животной жизни и снова рождается для «новой жизни». Он становится «новым человеком». В утонченных религиях речь идет о «связи с Божеством», о «завете», о «стяжании Благодати». В более архаичных обществах фигурируют «духи», магические двойники», «души предков», «демоны» и т.д. Но в любом случае смысл остается типологически одинаковым. Именно в инициации заканчивается естественный рост природного существа. Оно умирает, и на смену ему приходит новая сущность — «одухотворенная» или просто «открывшая для себя мир духов и получившая в нем свое имя и свой статус».
Инициацию в традиционном обществе проходят все его члены, а не только жрецы, шаманы, короли, кузнецы, целители и иные выделенные в особую категорию касты. Инициация лежит в основе любой профессии, так как в традиционном обществе все виды занятий имеют свою сакральную структуру и продолжают линию, заложенную божеством, культурным героем или великим предком. Иными словами, взрослая жизнь в таком обществе есть активное соучастие в мифе, в легенде, существование в контексте прямо осознаваемой сакральности. Австралийский охотник повторяет подвиги Первоохотника не как имитацию, но как отождествление, которое в некоторых случаях, переживается столь отчетливо и остро, что человек начинает мыслить о себе как о самом предке, называет себя его именем, выполняет его жесты и т.д.
Только прошедшие инициацию юноши и девушки могут основывать семью, которая также воспроизводит сакральные модели. Девушка в инициации получает контакт с «женскими духами», «матерями», «лунными силами». Юноши роднятся с силами мужского начала. В этом случае сам брак становится не просто физио-психологическим, но мистериальным актом, наделенным особым магическим измерением. Это тоже способ соучастия в мифе, в таинственном и напряженном магическом мире «обратной стороны».
Более того, сама инициация обязательно несет в себе половой характер. Но пол здесь берется в сверхбиологическом аспекте. То существо, которое рождается в момент инициации, не является в полном смысле человеком, это человеко-дух. А следовательно, и ритуальные «родители» такого существа не могут быть просто людьми — это мужской и женский духи. Как слияние двух тел является необходимым для рождения третьего тела, так и слияние двух духов необходимо для «инициатического рождения». Но этот «оккультный брак» осуществляется на особом уровне, к которому посвящаемый причащается в процессе драматического ритуала.
Правы только подростки
Итак, стремление к инициации является глубинным импульсом наиболее архаических аспектов человеческой души. Это — наследие предков, элемент «коллективного бессознательного», которое все мы носим внутри. Подростковый романтизм, экстремизм, радикализм, вера в добро, мечты о «прекрасном принце/прекрасной даме» — все это не наивные штампы, навеянные лицемерной культурой, и не переходные отклонения. Нет. Как раз наоборот. Именно подростки несут в себе тайную память о том, как должны обстоять дела в нормальном традиционном обществе, где взрослая жизнь не скучная рутина механических прагматиков и социальных винтиков (пропитанных истерическим нарциссизмом и нервным цинизмом), как у нас, а непрерывное соучастие в мифе, в сказочной реальности, в ткани единого непрерывного круговорота. В этом круговороте грань между нормальным и сверхнормальным, обычным и чудесным, человеческим и божественным стерта, размыта. Окна и двери, распахнутые в первой инициации, остаются открытыми до конца земного пути. В них входят и выходят сущности тонкого плана, оживляя природу, быт, секс, войну, труд, отдых, страдания и радость. В этом и есть смысл сакрального. Именно оно утеряно в нашей нормальной жизни. И именно оно говорит о себе в тяжелой и страшной статистике детских и подростковых самоубийств.
Архаические пласты души подсказывают внимательному подростку: ты подходишь к черте, где природное существование прекратится. Эта грань — смерть. За ней — новая жизнь. Коварный разум может нашептывать любые доводы — неудачная любовь, проблемы в семье, неуверенность в себе и т.д. Но не разум, а дух говорит в юношах и девушках, выбравших столь страшный путь. Именно неосознанная, потаенная воля к сакральному, запечатленная в душе, знак особого духовного достоинства человека как вида, толкает на суицид. Так как сегодня нет инициатических ритуалов и сакральных обрядов, то вместо инициатической смерти и сакральной драмы, все кончается смертью тотальной, за которой, увы, не следует нового рождения.
Взрослые дети или детские взрослые
Известный антрополог Маргарет Мид, исследовавшая архаические общества Полинезии, обнаружила крайне интересный факт. Дети в этих обществах коренным образом отличаются от европейских детей тем, что вообще не знают сказок, наделены подчеркнутым рационализмом и склонностью к материалистическому объяснению всех явлений, даже самых таинственных, и совершенно не верят в сверхъестественное. Лишь в момент инициации, то есть становясь взрослыми, они открывают для себя миры мифов, сверхъестественное, сказки, фей, потусторонних существ и т.д. У европейцев все наоборот: дети живут в мифическом мире, взрослые — скучные скептики.
Это наблюдение вполне верно и для нашего общества. Оно добавляет еще один элемент к остальным духовным причинам «подростковых самоубийств». Предчувствуя, что мифологический период их бытия заканчивается, некоторые душевно тонкие дети переживают это настолько остро, что не могут переступить черту и войти в усеченную реальность взрослых. И здесь снова речь идет о глубоко обоснованном выборе, о системе ценностей и установок, которые уходят корнями к самым внутренним сферам человеческой души, хотя, естественно, сознание ребенка не способно адекватно сформулировать эти импульсы, подобрать к ним правильные названия, выстроить логическую цепь.
Переворот
Есть два выхода. Первый — отменить мифологизацию детского сознания. Запретить сказки, мифы, легенды. С колыбели обучать детишек нормам взрослой жизни — расчетливость, рациональность, скепсис, цинизм и т.д. Но это в пределе. А на промежуточном этапе поместить любимых детских персонажей в демифологизированный контекст, где доминируют нормативы взрослой жизни. Кстати, именно это и осуществляется (хотя и не в полную силу) американскими мультсериалами, где наиболее позитивные персонажи рациональны и похожи на взрослых, а негативные берутся из традиционного фольклора. В таком случае последние следы архаической сакральности будут постепенно стираться в человечестве, и когда-нибудь выведут поколение, у которого в переходном возрасте вообще не будет возникать никаких проблем. Второй выход еще более сложен. Он заключается в том, чтобы силой или хитростью (как сложится) вернуть общество к сакральным нормам, возродить традицию, восстановить инициатические культы и ритуалы, возвратить и взрослой и детской жизни полноценное мифологические, духовное, магическое измерение. Конечно, нормальному «взрослому» человеку это покажется абсурдом. Но для многих, для очень многих — для людей искусства, мистиков, революционеров, радикалов и т.д. — и в первую очередь, для самих подростков такая перспектива будет явно привлекательной.
Это значит, что в жизни снова будет место для прекрасных дам и доблестных рыцарей, для дерзких авантюр и героических свершений, для чудес и чар, для того, чтобы фиолетовый луч потусторонней реальности полоснул бы уставшую и отвратительную (даже себе самой) цивилизацию. Крестовый поход против современного мира…
Новый Крестовый поход детей."
Андрей Игнатьев. Эффективный транзит (революция, развод, суицид, эмиграция) предполагает выполнение двух условий: а) сильная негативная идентификация с действующим социальным порядком ("жить не могу в этой стране" или "...с этой женщиной"); в) достаточно сильная, чтобы создать мотивацию к действию, позитивная идентификация с каким-то "иным миром", всё равно - фантазматическим или реальным.
Недостаточность или вовсе отсутствие такой сдвоенной мотивации делает транзит неосуществимым практически: никто никуда не уезжает, никого не свергает, не разводится, не режет вены и вообще ничего реально не делает.
Кайф, ожидаемый от удавшегося транзита, должен быть сильнее, нежели стресс, сопряжённый с трансакционными издержками.
Замысел моей новой книги выглядит таким образом, что незавершённый/блокированный транзит порождает устойчивый внутренний конфликт (так сказать, раскол идентичности), который преодолевается посредством обращения к искусству, к практикам эскапизма, в предельном случае суицида.
Originally posted by
valchess at Предсмертные записки школьникаВ этот раз я собираюсь процитировать весьма необычные (неточное слово, но лучше не подберу) документы, взятые из показанного неделю назад по телеканалу BBC2 фильма "Майкл Портилло: Смерть Школьного Друга" ("Michael Portillo: Death of a School Friend"). Этот часовой фильм был сделан в рамках проекта BBC под названием "HeadRoom", посвященного проблемам психического здоровья. В нем обнаружился совершенно, на мой взгляд, удивительный "русский след". Как нетрудно понять из названия фильма, речь в нем идет о самоубийстве школьника. Он оставил две предсмертные записки, которые я в конце этого поста приведу практически в полном виде.
Герой фильма Гэри Финдон (Gary Findon) был другом и одноклассником Портилло, когда они учились в Harrow County School for Boys. Он покончил с собой в пятнадцатилетнем возрасте в июне 1969 года, что явилось шоком для всех, кто его знал, и в первую очередь для его семьи. Блестяще учившийся в школе, подававший большие надежды как музыкант (он занимался в Royal Academy of Music по классам фортепиано и кларнета, и сам сочинял музыку), вроде бы всегда общительный и веселый, имевший прекрасную семью, чуть ли не единственный из класса уже имевший girlfriend - что могло заставить его наглотаться снотворных пилюль? Фильм, включающий видеосъемки тех лет, фотографии, письма и, наконец, интервью с родителями и младшим, в то время 12-летним, братом очень наглядно показывает, что на самом деле предчувствие трагедии висело в воздухе, но окружающие были не способны его распознать. По всем признакам, Гэри страдал от приступов депрессии, но в то время было очень мало надежды ее диагностировать, не говоря о том, чтобы надлежащим образом помочь.
И традиционная английская эмоциональная сдержанность усугубляла дело. Ни друзья, ни родители не понимали истоков неожиданных приступов грусти, как и интереса сына к абстрактным поискам "purpose of life". А любимая девочка Джилл (Jill - ее фамилия в фильме не называется, и даже лицо на фотографиях затемнено), озадаченная тоном и намеками на темы смерти в его письмах к ней, решила прекратить отношения. К тому же ее семья собиралась переехать в другую часть страны. Каковое событие и послужило катализатором трагедии. В фильме по минутам прослежен последний день жизни Гэри. Очень многозначительный эпизод, когда мать вспоминала, как сын с ней непривычно тепло попрощался - и ушел. Она начала волноваться, но не знала, что делать: звонить в полицию? И что сказать - почти шестнадцатилетний парень полчаса как ушел из дому? В конце концов, она позвонила матери Джилл, и та обнаружила Гэри неподалеку от их дома в бессознательном состоянии.
Смерть сына повергла родителей в такую печаль, что вся последующая их жизнь прошла под знаком этой трагедии. Отец и мать никогда не обсуждали ее, даже само имя сына стало табу - отец физически был не способен его слышать. Ухудшились их отношения с младшим сыном, и даже многими годами позже у них не возникло эмоциональной близости с внуками - они все эти десятилетия переживали все в замкнутом пространстве семьи. И только съемки фильма позволили им впервые артикулировать свои чувства. В конце фильма младший брат Эндрю (Andy Findon - он стал ведущим английским флейтистом) вместе с учившим Гэри игре на фортепиано старым профессором Королевской Академии исполнили музыкальную композицию, сочиненную когда-то Гэри. После его смерти отец (сам музыкант - он и в 80 лет играет на саксофоне) сжег все его сочинения, но одно, как неожиданно выяснилось, завалялось на дне сундука (брат Энди собирается выпустить диск с записями музыки брата). Сам фильм, чрезвычайно печальный, сделан с огромным тактом и - пусть с запозданием - явился долгожданной терапией для всей семьи.
После смерти Гэри были обнаружено две его записки. Одна была адресована родителям (и наивно призывала их "не грустить", ибо он нашел "peace of mind"). Другая, судя по всему, не предназначалась для посторонних глаз. Удивительное дело, но она написана по-русски (в школе преподавали русский язык - и судя по всему, неплохо преподавали!). Эта записка написана простыми, прямо как из учебника для начинающих, короткими предложениями. Только с одной ошибкой, правда в самом "главном" слове - "умерю" вместо "умру"... И это придает во всяком случае, в моем восприятии - какое-то новое измерение этой истории... Пожалуй, лучше мне воздержаться от дальнейших комментариев.
Dear Mum & Dad,
I’ve gone to Beaconsfield and swallowed all my sleeping tablets.
This mistake was not yours. You
brought me up exceptionally well,
that’s undeniable. It was the weight of the world weighing
down on me that caused this
last tragedy. It may not have
[…?] early.
Please don’t be sad –
I’ve found peace of mind at last
& I’m happy.
I love you both very much
& I love Andrew & I love Jill.
I’m terribly sorry,
Love,
Gary
Я люблю Джиль [...], которая живет в
Беконсфильде. Мне пятнадцать лет и я хочу
умереть. Джили тоже пятнадцать лет.
Она очень красивая и я люблю ее. Когда
она уйдет, я умерю, потому что я не могу
жить без Джили. НУ ВОТ!!!
Герой фильма Гэри Финдон (Gary Findon) был другом и одноклассником Портилло, когда они учились в Harrow County School for Boys. Он покончил с собой в пятнадцатилетнем возрасте в июне 1969 года, что явилось шоком для всех, кто его знал, и в первую очередь для его семьи. Блестяще учившийся в школе, подававший большие надежды как музыкант (он занимался в Royal Academy of Music по классам фортепиано и кларнета, и сам сочинял музыку), вроде бы всегда общительный и веселый, имевший прекрасную семью, чуть ли не единственный из класса уже имевший girlfriend - что могло заставить его наглотаться снотворных пилюль? Фильм, включающий видеосъемки тех лет, фотографии, письма и, наконец, интервью с родителями и младшим, в то время 12-летним, братом очень наглядно показывает, что на самом деле предчувствие трагедии висело в воздухе, но окружающие были не способны его распознать. По всем признакам, Гэри страдал от приступов депрессии, но в то время было очень мало надежды ее диагностировать, не говоря о том, чтобы надлежащим образом помочь.
И традиционная английская эмоциональная сдержанность усугубляла дело. Ни друзья, ни родители не понимали истоков неожиданных приступов грусти, как и интереса сына к абстрактным поискам "purpose of life". А любимая девочка Джилл (Jill - ее фамилия в фильме не называется, и даже лицо на фотографиях затемнено), озадаченная тоном и намеками на темы смерти в его письмах к ней, решила прекратить отношения. К тому же ее семья собиралась переехать в другую часть страны. Каковое событие и послужило катализатором трагедии. В фильме по минутам прослежен последний день жизни Гэри. Очень многозначительный эпизод, когда мать вспоминала, как сын с ней непривычно тепло попрощался - и ушел. Она начала волноваться, но не знала, что делать: звонить в полицию? И что сказать - почти шестнадцатилетний парень полчаса как ушел из дому? В конце концов, она позвонила матери Джилл, и та обнаружила Гэри неподалеку от их дома в бессознательном состоянии.
Смерть сына повергла родителей в такую печаль, что вся последующая их жизнь прошла под знаком этой трагедии. Отец и мать никогда не обсуждали ее, даже само имя сына стало табу - отец физически был не способен его слышать. Ухудшились их отношения с младшим сыном, и даже многими годами позже у них не возникло эмоциональной близости с внуками - они все эти десятилетия переживали все в замкнутом пространстве семьи. И только съемки фильма позволили им впервые артикулировать свои чувства. В конце фильма младший брат Эндрю (Andy Findon - он стал ведущим английским флейтистом) вместе с учившим Гэри игре на фортепиано старым профессором Королевской Академии исполнили музыкальную композицию, сочиненную когда-то Гэри. После его смерти отец (сам музыкант - он и в 80 лет играет на саксофоне) сжег все его сочинения, но одно, как неожиданно выяснилось, завалялось на дне сундука (брат Энди собирается выпустить диск с записями музыки брата). Сам фильм, чрезвычайно печальный, сделан с огромным тактом и - пусть с запозданием - явился долгожданной терапией для всей семьи.
После смерти Гэри были обнаружено две его записки. Одна была адресована родителям (и наивно призывала их "не грустить", ибо он нашел "peace of mind"). Другая, судя по всему, не предназначалась для посторонних глаз. Удивительное дело, но она написана по-русски (в школе преподавали русский язык - и судя по всему, неплохо преподавали!). Эта записка написана простыми, прямо как из учебника для начинающих, короткими предложениями. Только с одной ошибкой, правда в самом "главном" слове - "умерю" вместо "умру"... И это придает во всяком случае, в моем восприятии - какое-то новое измерение этой истории... Пожалуй, лучше мне воздержаться от дальнейших комментариев.
Dear Mum & Dad,
I’ve gone to Beaconsfield and swallowed all my sleeping tablets.
This mistake was not yours. You
brought me up exceptionally well,
that’s undeniable. It was the weight of the world weighing
down on me that caused this
last tragedy. It may not have
[…?] early.
Please don’t be sad –
I’ve found peace of mind at last
& I’m happy.
I love you both very much
& I love Andrew & I love Jill.
I’m terribly sorry,
Love,
Gary
Я люблю Джиль [...], которая живет в
Беконсфильде. Мне пятнадцать лет и я хочу
умереть. Джили тоже пятнадцать лет.
Она очень красивая и я люблю ее. Когда
она уйдет, я умерю, потому что я не могу
жить без Джили. НУ ВОТ!!!